ГЕНДЕР-ФЛУКТУАЦИЯ
В фильме Риада Саттуфа «Джеки в царстве женщин» в вымышленном государстве Бубун царит демократический матриархат. Женщины ходят во френчах, мужчины в красных паранджах; женщины покупают себе женихов, а мужчины наряжаются на бал, где генеральская дочь будет выбирать себе жениха. При том что эта гротескная комедия, жонглирующая гендерными стереотипами, – сама по себе примета времени, где все смешалось, как в доме Облонских. Средний пол, полисексуальность, третья волна феминизма, легализация однополых браков (и борьба с оными), братья Вачовски и кризис современной мужеской модели: мир явно переживает бурные времена, которые так или иначе связаны с гендерными стереотипами.
Все, что у нас маркируется как мужское или женское, не было таким от сотворения мира. Скажем, розовый и голубой цвета стали гендерно обусловлены совсем недавно. Если на то пошло, розовый как производный от красного был как раз мужским, королевским цветом, а голубой обожали художники вроде Томаса Гейнсборо и одевали своих портретных муз в бело-голубые «к поцелуям зовущие» воздушные туалеты.
Таким зыбким стало в XXI веке понятие не только социального гендера, но и биологического пола. Хотим мы этого или нет, а приспосабливаться к таким трансформациям надо, и Алессандро Микеле нашел свой способ это сделать.
Конечно, и до Микеле были дизайнеры, которые всячески фантазировали на тему «как может выглядеть мужской костюм, если он не по-нью-йоркски бежевый, не по-лондонски твидовый или не по-неаполитански расслабленный. Сегодня даже те дизайнеры, которые заявляют о себе как сугубо «мужские», постоянно экспериментируют с гендерными границами, хотя по сравнению с тем, что предлагает Микеле, делают это не так смело.
FLOWER POWER
Большая волна, которая значительно размыла гендерные границы в XX веке, нахлынула в 1970-е годы с приходом хиппи и f lower power. Мужчины, желавшие дистанцировать себя от политики и военных действий, внешне тоже хотели противопоставить себя солдатам и политикам в костюмах, поэтому в своих одежных предпочтениях автоматически оказались на другом конце спектра. То есть вольно или невольно присваивали себе «женские» черты: длинные волосы, свободные одежды и т.п.
Неудивительно, что Микеле постоянно цитирует 1970-е в своих коллекциях. К тому же, как он сам признается, на него сильно повлиял и отец с его любовью к hippie magic, лесам, птичкам и природе в целом.
Каждый может решить для себя, насколько им стоит любить уютные самовязанные свитера с оленями, выкройки которых предлагали даже вполне уважающие себя модные журналы в 1970-е годы, однако внуки-правнуки этих свитеров сейчас являются важной частью модного словаря Алессандро Микеле.
ЦВЕТ КАК СООБЩЕНИЕ
Еще один ключевой термин вокабуляра Микеле – цвет. В противоположность обычному пониманию скромного мужского костюма в своем модном пространстве Микеле дает себе полную свободу в выборе цвета и ставит над ним совершенно немыслимые эксперименты. Смысл использования цвета в современных мужских костюмах хорошо описал другой поклонник разнообразия и «веселеньких ситчиков» для мужчин Джакопо Этро: «В черном люди чувствуют себя более защищенными. Но мы с самого начала предложили другую концепцию: радость, гедонизм, удовольствие, всяческую открытость чувств. Мы за цвет, который пробуждает желание, обостряет чувственность, заставляет фантазировать, действовать, жить. Убежден, что цвет может и должен присутствовать в облике современного мужчины… Цвет – это вызов и приключение».
Эту же любовь к приключениям закладывает во все свои модели и Микеле: там и отголоски хипповских квестов, и любовь к street style, и огромное количество аллюзий, которыми он нагружает каждую свою модель. В любом случае, на выходе мы получаем полную противоположность той мужественности, которой положено уважать черный цвет. По мнению Джакопо, впустить цвет в мужскую одежду – значит, позволить мужчине испытывать чувства и, более того, это демонстрировать. А что, как не открытая демонстрация чувств, считается основной чертой классической женщины? Именно от эмоций как основного женского недостатка и опознавательного признака мужчины с начала XIX века и пытались отгородиться черным костюмом. Чтобы не быть воспринятыми легкомысленно. Микеле эту «женскую» эмоциональность мужчине разрешает и говорит, что чувствовать, чего-то хотеть и вообще жить в цвете – не криминально. Эмоциональность переходит в разряд унисекс.
«Мода – признак устремленности к идеалу, которая всплывает в человеческом мозгу над всем грубым, земным и низменным, что откладывается в нем под воздействием естественной жизни; мода – возвышенное искажение природы или, точнее, постоянная и последовательная попытка ее исправления… Все моды хороши, вернее, хороши относительно, поскольку каждая из них является новой, более или менее удачной попыткой достижения прекрасного, приближением к идеалу». Шарль Бодлер
СПРАВА НАЛЕВО / ОТ ЖЕНСКОГО К МУЖСКОМУ
Понятие унисекса в вопросе гендерного конструирования по мотивам Алессандро Микеле – полная противоположность той опять же «классической», то есть привычной для нас интерпретации этого явления: когда к мужской одежде добавляют пару вытачек и она становится женской. «Унисекс» в понимании 90-х, который носят герои вроде Нео и Тринити, – это плод того самого равноправия, которого достигли женщины, когда получили в свое распоряжение брюки и вообще возможность носить более удобную одежду. В таком «унисексе» женщины, как в униформе, вступили в мир, где можно было работать, ездить на велосипеде и не путаться в юбке до пола, играя в теннис.
Микеле же разрабатывает «женскую» сторону унисекса, забирая из женской одежды то, что считалось эксклюзивными маркерами самой что ни на есть кружевной и романтической женственности. Он предложил мужчинам наконец-то выйти из тени серого костюма и воспользоваться всеми достижениями моды и технологий, лично прочувствовать на своей коже сложный покрой летящих блузок и пышных бантов. Унисекс от Микеле действительно универсален: одевая безо всяких привилегий и предпочтений в ленты, приталенные пиджаки и брюки и женщин, и мужчин, он лишает их монополии на любые формы одежды, традиционно принадлежавшие, если вообще не определявшие каждый гендер, до этого.
ЧУВСТВЕННОСТЬ ПРОТИВ СЕКСУАЛЬНОСТИ / КРАСОТА ПРОТИВ ТЕЛЕСНОСТИ
Иногда возникает такое ощущение, что одежда для Микеле порой становится важнее того, кто ее носит, хоть он и не перестает повторять, как много для него значит индивидуальность. Индивидуальность же он ценит прежде всего свою собственную: он цитирует собственный образ и стиль практически в каждой своей модели, неважно, мужской или женской. Конечно, образ автора всегда можно увидеть в складках и чертах лица любой Моны Лизы. Микеле же из своих нарядов создает целое королевство или как минимум театр, где все его герои в какой-то мере являются его продолжением. При взгляде на все это индивидуально-тоталитарное разнообразие возникает вопрос: а есть ли границы этой самой индивидуальности? И как убедиться, что, перефразируя известный афоризм, твоя индивидуальность кончается там, где начинается индивидуальность другого?
Микеле нравится сама модель, образ, как подобраны цвета, длина юбки и сапог. Гендер отходит на второй план. Да не только пол, если уж на то пошло: Микеле и телесность как таковую не очень жалует. Модели иногда выглядят намеренно нарисованными, напоминают плоские, вырезанные ножницами эскизы с остатками гелевой ручки, которой обычно обводят акварельные рисунки. Интересный под-
ход: чтобы решить проблему гендера, надо просто отказаться от какой бы то ни было телесности вообще, а во главу угла поставить красоту.
Микеле решает быть революционером и остается им до конца. Красоту он тоже хочет создать свою, не испорченную природой и другими мнениями. «Я пытаюсь устроить небольшую революцию внутри компании: хочу ввести другой язык, на котором можно будет по-новому заговорить о моде и сексуальности. Сексуальность, к слову, – это вообще устаревшее понятие. Сейчас мы говорим о чувственности», – объяснил Микеле. В его букваре рядом со словом «идеал» не будет ни фото Ван Дамма, ни собирательной Памелы Андерсон. Понятие сексуальности очень гендерно нагружено. Оно тащит за собой вереницу стереотипов о том, как надо выглядеть женщине в глазах мужчины и наоборот, чтобы стать объектом сексуального желания.
Чувственность же, особенно в своем оригинальном английском виде, предполагает вектор, направленный на самого человека, на его эмоции, который будет что-то делать – в нашем случае одеваться для себя, чтобы для себя же быть привлекательным и уместным. Чувственность предполагает сексуальную составляющую, но сексуальность эта направлена не вовне, а внутрь. Дизайнер тут как раз пытается затронуть трепетную тему о том, как можно быть красивым и сексуальным для себя. Тема эта для общества довольно болезненная, особенно там, где есть проблемы с поддержанием личного пространства. Микеле заменой понятий с сексуальности на чувственность пытается совершить именно этот переворот в сознании людей. Кроме того, красота исторически была связана с функциональностью, вернее, с тем, в чем человек выглядит наиболее уместно, выполняя свои обязанности. Благочестивые строгие пуритане, которые рано вставали, много работали, усердно молились и проповедовали умеренность до аскетизма во всем, конечно, по праздникам надевали костюм, который в своей простоте и чистоте был свидетелем не менее простого и чистого образа жизни его хозяина.
Все рюшки и излишества напрямую переносились на черты характера и нрав, а обладатели костюмов с изогнутыми линиями и всяческими изгибами тут же однозначно и сами становились натурами ненадежными и не вызывающими доверия.
«Описание модной одежды является социальным фактом, и даже если бы модная одежда оставалась сугубо воображаемой, без всякого влияния на одежду реальную, она бы все равно составляла неоспоримый элемент массовой культуры, подобно популярным романам, комиксам, кино». Ролан Барт
РЕКОНСТРУКЦИЯ / РЕАКТИВАЦИЯ
В своих интервью Микеле не раз говорил, что любит и вдохновляется прошлым, а будущее не жалует. Но у каждого из нас есть свой набор «прошлого», которое мы признаем. Называем его традицией, вспоминаем о нем с теплотой и словами «вот были времена…». Для Микеле, с его сильными позициями авторства и любовью к роскоши, самой правильной эпохой для ностальгии и цитации стал XVII век – эпоха Людовика XIV, Короля-Солнца. Мода – это театр, в котором дизайнер присваивает себе роль монарха и покровителя этого действа. Сама его внешность постоянно провоцирует сравнение с прославленным французским монархом. В одной из фотосессий Микеле по-королевски восседает в старинном кресле, как копия Людовика работы Ле Февра. Король и хозяин своих «вырезанных кукол».
При более близком рассмотрении можно увидеть не только внешнее и внутреннее сходство миров, окружавших и Алессандро Микеле, и его августейшего двойника. XVII век – это театр костюмированных шествий и конных балетов, придворной жизни и военных действий, изящного обхождения и причудливых нарядов. Весь этот театр и роскошь были отличным способом отгородиться от жестокой реальности Тридцатилетней войны, голода и свирепствующих в Европе эпидемий. Галантный век стал галантным потому, что только так можно было выжить и сохранить лицо. Многослойные наряды и карнавальные костюмы – это способ постоянно сохранять на лице улыбку, праздник, как и с помощью бестелесных, «вырезанных из бумаги» бантиков на нарядах Микеле.
Стиль самого Микеле тоже во многом повторяет наряды молодого Людовика: обилие украшений, яркие цвета. Он надевает это сам, а потом дублирует на разные лады в своих коллекциях. А при ближайшем рассмотрении нельзя не заметить, что его видение той самой «красивой» мужественности тоже изрядно подпитывается модами двора Короля-Солнца. Конечно, такой франт, как Людовик, старательно следил за тем, чтобы придворные интересовались модой и выглядели не менее ослепительно, чем их монарх. Это было время расцвета роскоши, подкрепленного стремлением взять от жизни все, которое несколько позже материализовалось в бессмертном выражении «после нас хоть потоп». Означало это не желание прыгать с тарзанкой и резать волну на Мауи, а разрядиться в пух и прах, показать, как ты любишь жизнь, прожигая свои фамильные капиталы, потому что завтра может просто не наступить. Красота эстетическая, роскошь, излишества только приветствовались. Конечно, аристократы мужчины свои богатства скрывать не желали, а демонстрировали свой статус парчой, тончайшим хлопком на рубашках и вышивками из драгоценностей. Одежда должна была говорить невероятно красноречиво, поэтому мужской костюм по своей изощренности ничем не уступал, а иногда превосходил женский.
Такая точка зрения на роскошь очень удобно и органично вписалась и в классическую философию самой марки Gucci, которая всегда отдавала предпочтение роскоши и неутилитарной красоте ради красоты. Со своим убеждением, что человек красит место, а не наоборот, Алессандро Микеле попал по адресу.
ПОСТИСТОРИЧЕСКИЙ КАРНАВАЛ
Любовь к нарядности и избыточности обычно обозначает закат эпохи, тоску по прошлому. Это не обязательно признак упадка. Иногда, как сейчас, это просто необходимость смены системы ценностей, когда старая, по теории научных революций Куна, постепенно изживает себя и теряет свою актуальность в свете новых явлений, которые уже нельзя игнорировать. И если до какого-то момента удается подгонять новые веяния под старую систему ценностей, рано или поздно все равно наступает та самая научная, а в нашем случае эстетическая революция, когда ничего не остается, как пересмотреть идеалы, свергнуть старые и установить новые. Процесс этот может стать крайне болезненным.
Одежда от Микеле – это своего рода чистилище. В костюме, который он производит, собраны все возможные знаки из прошлого и настоящего, делая эту одежду пограничной и уместной в мире, где идет активная перестройка систем ценностей. Его одежда нагружена знаками, но, являясь знаками моды, они, по определению Жана Бодрийяра, плавающие и ни к чему крепко не при- вязанные. Поэтому они оставляют за нами право заниматься интерпретациями и взаимоподстановками сколько угодно. Такие семиотические вольности снимают напряжение, которое существует в обществе при смене ценностных систем, позволяя выпустить пар с помощью знаковой подвижности.
Любой четкий гендерный маркер в такой ситуации становится бессмысленным, потому что вот уже через несколько лет, возможно, и биологических полов может не быть, а красивыми мы будем хотеть оставаться несмотря ни на что. В теории моды существуют понятия «костюмного» и «модного» общества. Согласно исследованиям, чем больше в одежде индивидуальности и свободы, тем демократичнее и «моднее» общество. То утрированное восприятие индивидуальности, которое предлагает Микеле, – это то самое модное общество в высшей точке. Гендер, красота, гармония появляются у него в разных формах, в отголосках разных эпох и тут же исчезают или преломляются через призму его личности. Они бестелесны и потому совершенны. Если сейчас наука, а за ней и многие дизайнеры стремятся создать сверхтело для сверхчеловека, облачить его в «умную» одежду, которая максимально облегчит земное существование, Микеле вообще выносит это земное существование за скобки. Не протестует он и против стереотипов гендерной репрезентации, он от нее вообще отказывается. Он использует прошлое, аранжирует его как истинный постмодернист, а тело оставляет на откуп науке. Сам же заботится о том, чтобы все прекрасное, созданное человеческим разумом, не было поглощено эргономичностью и оптимизацией, не оценивая рациональность такого решения.
Фотографии: Алексей Киселев
Стиль: Светлана Танакина
Текст: Екатерина Шубная
Модели: Мак Блю Мягков, Игорь, Иосиф, Григорий, Иван
Груминг: Екатерина Столбова
Ассистент стилиста: Анатолий Фролов
Вся одежда: GUCCI
Журнал Port благодарит Арсения Мещерякова за помощь в проведении съемки