К вопросу о футболе

Михаил Поленов (далее – МП):  Я не готов назвать единственную команду, скорее, группу фаворитов. Бразилия, Испания, Германия и Аргентина. Возможно, Италия.

ИК:  Неожиданностей ждать не приходится?

МП: Сборная Бельгии может оказаться на любом месте, вообще на любом. Далеко может зайти Колумбия. Ну и Уругвай, если восстановится Суарес (форвард уругвайской сборной и «Ливерпуля». – Прим.Port).

Алексей Казаков (далее – АК): Такое дело, я впервые сделал две букмекерские ставки на неочевидные коллективы, на «андердогов». Как раз на Бельгию с колумбийцами.

Игорь Порошин (далее – ИП): Чемпионат должна выиграть Бразилия. Вероятность того – не менее, но и не более 50%: это будет девятый чемпионат мира, который я смотрю, и могу сообщить – в предыдущих восьми примерно в каждом втором случае основной фаворит не выигрывал. При этом, убежден, никаких «географических» открытий не будет – это для меня вообще главное свойство чемпионата мира. Этот турнир всегда сообщает нам, что у руля мы стоим достаточно твердо, что солнце всегда тут, а луна – там, что солнечная система стабильна. И никакие вот эти вот внезапные африканские варианты тут не проходят.

Евгений Зуенко (далее – ЕЗ): Мне вот что понравилось. Кто-то в моей френд-ленте подсчитал, что был однажды такой год, когда Австрия выиграла Евровидение, сборная СССР – чемпионат мира по хоккею, «Атлетико» выиграл первенство Испании, а «Реал» взял Кубок чемпионов. Все как сегодня.

АК: Хо-хо.

МП: 66-й год шел.

ЕЗ: Да, именно. Из этого следует, что чемпионом мира будет Англия, которая дернет несчастных немцев, Лева, тренера их, в очередной раз. А мы уступим кому-нибудь португалоговорящему в матче за третье место.

АК: Это будет хуже, чем Колумбия Бельгия.

ЕЗ: Чемпионом, конечно, будет Испания. Это будет ужасно скучно. А Бразилия… Бразилия героически провалится.

МП: Я бы не стал так уж на Фабио Капелло надеяться, он, конечно, большой тренер, но меня, например, смущает, что Дон Фабио уже, называя вещи своими име-нами, стар. Он, в частности, запрещает выкладывать что-то там в социальные сети во время чемпионата мира. Ну, ребята, так ведь уже никто не делает. Шведы, например, совершенно спокойно приехали на один из турниров со своими женами и подругами и перед матчами, уж извините за выражение, могли заниматься чем угодно. И результат никуда не делся. В общем, не стоит забывать, что Капелло ретроград, хоть и большой тренер. Это не будет ключевым и единственным фактором, есть и чисто спортивные вещи – мы даже если выйдем из группы, попадем либо на Германию, либо на Голландию, либо на США, либо на Гану. Я думаю, что мы уступаем…

ИК: Всем.

МП: Трем из четырех перечисленных команд.

ИП: Будет выдающийся чемпионат для сборной России, потому что она выйдет в плей-офф. Впервые в своей нынешней геральдической истории. И потом, сейчас складывается довольно парадоксальная ситуация. Мы будем играть с бельгийцами, как и в 1986-м. И мы теперь, как бельгийцы тогда, а они – как мы. У Бельгии в 86-м была никчемная команда, что они из себя вообще тогда представляли? Ок, они в 1980 году изобрели вот этот вот искусственный офсайд, вернее, не изобрели, а разработали и довели до автоматизма, и с одним гениальным игроком, вратарем по имени Жан-Мари Пфафф, добрались до четвертого места. И если сравнивать с сегодняшним потенциалом бельгийцев… Он ровно такой же, как у той советской команды. Тогда бельгийцы нас остановили. Обидно было. Мне тогда, ребенку, казалось и думалось, что судья – пидарас!

АК: Отлично помню ту игру. 1/8 финала, мы сливаем 3:4, заголовки в «Советском спорте» и чуть ли не в «Правде», все о судье.

ИП: А сейчас со сборной России все будет удивительно спокойно, никаких писем против Капелло, срача не разведут. Если только не проиграем Алжиру. Вот это будет тяжело.

АК: Компаниец выйдет на Манежку!

ЕЗ: Да мы все это проходили в 2002 году.

МП: Но согласись, есть ощущение, что ситуация схожа: один интересный соперник и несколько футбольных папуасов.

ИП: Это лексика Манежной площади. Мы так не рассуждаем.

МП: Не рассуждаем. Да и само понятие папуасов размывается и растворяется. Наш нынешний соперник, Корея, это ведь серьезно, на самом деле, они играют в крайне неприятной для нас манере. Несколько игроков сборной Алжира играют в Италии и Испании, причем на ведущих ролях. Тогда как российских сборников в Италии и Испании просто нет. И еще непонятно, как бы они там играли. Но я все же практически не сомневаюсь, что из группы мы выйдем.

АК: И застрянем сразу в 1/8 финала.

ИК: Друзья, чуть повернем. Я уже не раз слышал мнение, что это будет ужасный в организационном плане чемпионат и вообще в Бразилию ехать не стоит. Мнение оправдано?

ИП: Я, например, чувствую себя абсолютно несчастным человеком. Потому как поехать у меня не получается. Ну скажите мне, куда еще ехать, кроме как не в Бразилию? Город Сан-Сальвадор – ну это форменное чудо.

АК: Хеллоу! А матч на «Маракане»? На «Маракане», вы понимаете, что это? На «Маракане»!

ИП: Мы бы с Казаковым поехали в фавелы получать п…й. Или пулю в живот?

АК: Обязательно. Сто пудов. А я-то еще не так давно теребил Порошина надменно за пуговицы и такой: «+у что, не едешь? А я вполне еду». Но, оказывается, у менятоже не получается. А ведь Бразилия – это просто круто. Это тот случай, когда я могу компетентно заявить: при том что это действительно достаточно опасный регион, где действительно все весьма криминально, где действительно шаг в сторону фавел может стоить тебе живота, даже во время чемпионата мира и после всех зачисток, что там были.

ИП: Там как в балашихинские 90-е. Мы лично с Зуенко сидели по домам и боялись, он играл в компьютерные игры, а я смотрел итальянский чемпионат.

АК: Я тоже ходил в каких-то фассбиндеровских ботинках и с томиком Бродского. Жил другой жизнью. Но трассирующие пули все равно прилетали!

ИП: Каких-каких ботинках?

АК: Вот таких. Я хоть и с томиком, но все равно во всем этом разбирался. Жил в Строгине. Курортный такой район. Зубы мне выбили там, почти все, в 93-м. Поэтому нас, рейверов, Бразилией испугаешь едва ли. Проблема одна: в нашей жизни не было такого количества огнестрела, как в фавелах Рио. Это, я считаю, проблема. И все равно это будет один из самых блистательных чемпионатов, потому что что?

Хором: Ну что?

АК: Потому что «Маракана».

ИП: И пресловутые бразильские женщины. Жопы. Есть ли они на самом деле, я ведь собирался это исследовать. Мифологические жопы.

АК: На Кубе и в Венесуэле они лучше, я тебе скажу сразу.

ИП: Ты был в Бразилии?

АК: (Пауза) Да.

ИП: А что сейчас замялся?

АК: Потому что соврал. Да какая разница, я был почти во всех латиноамериканских странах, и могу сказать, что…

ИП: Ты не понимаешь, о чем говоришь, раз не был в Бразилии. Там тебе не курицы ацтекские.

ЕЗ: Знаете, после того как чемпионат мира провели в ЮАР, говорить о чем-то пугающем как-то неприлично. Бразилия – страна большой футбольной культуры, там все достаточно хорошо. Ну возможно, будут чудовищные стадионы недостроенные. Бетонные балки будут торчать. И все же Бразилия – намоленное место. Чемпионат будет выглядеть о’кей, впечатляюще.

ИК: Кстати, о впечатляющем. Я бы попросил вспомнить вас самый яркий, запоминающийся момент, связанный с футбольной игрой и тем, что творится вокруг нее. Знак плюс или минус – не суть.

АК: Ответ готов сразу. Есть две отправные точки, после которых я полюбил футбол. Пункт номер один: 1982 год, полуфинал ФРГ Франция. Моя абсолютно далекая от игры мама смотрела матч и вдруг заплакала. Все любили французскую сборную, они были такие красивые, мушкетеры настоящие: Тигана, Платини… Величайший матч. История номер два. Спустя несколько лет мы с отцом идем на матч нашей родовой команды, ЦСКА, с нами шагает пятьдесят тысяч человек, была давка и море конной милиции. И вот отец пытается прорваться со мной через это живое ограждение конного полка, показывает им различные красные книжечки, которые у нас в семье тогда водились в достатке. И в этот момент моего папу хлещет нагайкой какой-то конник. Абсолютная психотравма.

МП: Тоже пара моментов. Один из них – смерть Антонио Пуэрты практически в прямом эфире (в 2007 году защитник «Севильи» с сердечным приступом был отправлен в больницу, где скончался. – Прим. Port). Когда в 23 года человек умирает едва ли не на поле… В общем, у меня было шоковое состояние. Ну и гол Зидана в ворота «Байера», я не видел ничего лучше (2002 год, финал Лиги чемпионов. – Прим. Port). Просто фантастика.

ИК: Игорь, вам слово.

ИП: Дело в том, что я вошел в такой период жизни мужчины…

АК: Хи-хи-хи-хи.

ИП: Когда начинаешь вспоминать и уже не можешь остановиться. Поэтому, может, не надо?

ИК: Один конкретный эпизод и все.

ИП: Есть три уровня восприятия. Первый – эмоциональный. Ну тот же ФРГ — Франция. Я томился в чудесном пионерском лагере, мне было ужасно плохо, я все время стоял у забора и ждал, когда мама или папа приедут меня навестить. Шел восьмой день…

АК: Ха-ха-ха-ха.

ИП: Приехал отец. И он увидел меня. И забрал. Для мамы это было не очень приятным сюрпризом, но все же она поняла. И буквально на следующий день состоялся тот матч. А дальше… Ведь как работает память? Ребенок чувственно воспринимает футбол и вообще любое зрелище, все чувственно болели за ту чувственную французскую команду. И я тогда плакал. А сейчас, когда я вспоминаю тот поединок, по преимуществу я вспоминаю одну вещь.

АК: Дико короткие трусы у немцев? У них быль о-ччч-ень короткие трусы (беззвучно смеется).

АК: Какие мы все старые, а?

ИП: Единственный вывод из этой истории.

ИК: Господа, мы уже 40 минут говорим, по сути, о том, за что мы любим футбол. Давайте теперь попробуем понять, если ли причины, из-за которых футбол любить не стоит. По крайней мере, нынешний – коммерциализированный и ориентированный целиком на бизнес.

МП: Не вижу в нынешнем футболе ничего дурного. Меняется футбол, меняется вместе с миром. В Англии тридцатилетней давности были и «улыбки Челси”», когда болельщикам других клубов разрывали рот до ушей, и прочие элементы фанатских войн. А сейчас эта агрессия за пределы кресла, на котором ты сидишь, просто не выходит. Коммерческий футбол, говорите? Профессиональные спортсмены всегда были представителями немного иной, нежели обыкновенные люди, касты. Что, в Советском Союзе было не так? Звезды не были в некотором смысле элитой? Поэтому коммерциализация футбола лично меня не пугает. Вопросы вызывает то, что рядом с игрой. Я был на стадионе, когда «Зенит» принимал «Динамо» (петербургские болельщики сорвали матч, а один из фанатов ударил в лицо футболиста «Динамо» Владимира Граната. –Прим. Port), было довольно прохладно, я в конце второго тайма грелся в пресс-центре и выходил на беговую дорожку, чтобы взять интервью у тренеров после матча. Вышел и увидел бегущую по полю толпу. Страшно не было, дико мерзко – да. Когда фанаты бьют игроков – этому нет объяснения и быть не может. Вот это мне в футболе и не нравится.

АК: Когда представители культурной столицы своем «виражом» выбегают на поле, мне, как человеку, который в принципе занимается постановками картинки, видеоконтентом, это показалось невероятно красивым зрелищем. Оно былстрашным, но давало ощущение настоящего гладиаторского боя. И, с другой стороны, именно это подпортило мне впечатление от замечательного, действительно любопытного сезона российской премьер-лиги. Но ведь это побочка, которая всегда есть и будет, и ты должен научиться ее при- нимать. И даже такие римские патриции, как Игорь Германович Порошин, получают на самом деле невероятный кайф от того, что они идут сквозь полицейский строй по морю пивных банок. А что касается игры, так с ней все в полном порядке. В ней масса нового, футбол прогрессирует постоянно, тактические книги об игре в мяч пятилет- ней давности уже устарели.

ИК: Бывали даже открытые переломы.

ЕЗ: Да ужас, свистели, только когда трупы выносили – я утрирую, но не сильно, по большому счету. И к чему мы пришли? ФИФА аккуратно, раз в несколько лет вносила по небольшому изменению в свод футбольных правил, и игра стала чище и интереснее. Я отчетливо помню время, кода мяч можно было пасовать вратарю. Стоит мое любимое киевское «Динамо» и в течении пятнадцати минут идет перепасовка вратарь защитник вратарь. Трибуны сидят и ждут, что хоть что-то случится на поле. Сейчас такое просто невозможно. Или взять Криштиану Рональду. Ему бы просто не дали добежать до ворот, сбили бы сразу. И вообще он бы сломался после двух лет карьеры. Месси бы не было никакого, действуй те правила. Никого бы не было.

ИП: Я тоже не разделяю скепсис и мнение, что футбол скурвился. С другой стороны, я абсолютно понимаю его. Человеку свойственно переживать кризис самоидентификации. Ты переехал из деревни в город – известная тема литературы. Ты смущен, тебя пугает новое и непонятное. В настоящее время этим новым является потеря национальной идентификации.

ИК: Это же генеральная линия ФИФА.

ИП: Но! ФИФА, которую сейчас многие клянут, вообще управляет своим миром весьма мудро. Функционеры развивают гигантское, совершенно голливудское коммерческое предприятие под названием «Лига чемпионов». Но как они его развивают? Очень по-европейски, иными словами – очень по-социалистически. Я кричал несколько лет назад: дайте нам больше хороших матчей, почему их так мало! Почему «Барселона» не может сыграть с «Челси» четыре раз в год! Не дают – и в этом есть определенная мудрость. С другой стороны, ФИФА предлагает нам зрелище под названием «Чемпионат мира». А ведь что это такое, как не фестиваль самобытных культур? Вот мальчик сидит в запасе «Интера», Сафир Таидер, он африканец и он будет играть сейчас с Россией. Это составная сегодняшнего космополитического сюжета, уже больше 50% игроков африканских команд – из числа тех, что никогда не жили на своей родине. Тот же Таидер из алжирцев, родившихся во Франции. И у него есть потрясающий шанс отличиться за своих. Чемпионат мира дает разгуляться почти запрещенной в Европе и Америке страсти национальной самоидентификации. И все это очень хорошо.

ИП: Вот Мишин, тренер Плющенко…

АК: Без этого, конечно, никуда.

ИП: Тренер фигуриста Плющенко, которого я очень, конечно, не люблю – да я их обоих терпеть не могу – как-то сказал замечательную вещь: достижение в области движения очень быстро устаревают. Ну невозможно сейчас заставить себя смотреть футбол даже «летучих голландцев» 80-х. Выйди сегодняшнее «Торпедо» против всех тех гуллитов, оно бы порвало их просто. Потому что есть эмансипация силы и от нее никуда не деться. А вот что с этим будет через двадцать лет, это вопрос. Там уже другая угроза светит.

АК: Я не могу не любить футбол сейчас, хотя на время утрачивал интерес. Мой, так скажем, камбэк случился в 2010 году, когда началась «Барселона» времен Гвардиолы, время, когда наконец распустились буйным цветом выпускники академии «Барсы». И ты понимаешь, как человек, когда-то окончивший исторический факультет, что вдруг возникло явление, у которого есть большая интрига. Возникла команда, которая напоминает комету, проходящую раз в сто лет, напоминает инопланетян, которые насилуют вокруг вообще все. И у тебя сразу же как у историка и драматурга возникает мысль: сколько это будет продолжаться и когда оно закончится, когда поблекнет хвост кометы? И поэтому я с 2010 года наслаждался великой игрой «Барселоны» и снова увлекся английской лигой, снова начал смотреть матчи российского первенства. Причина, опять же – появление интриги глобального уровня, события.

АК: Сегодня «Бавария» – это «Загадочная история Бенджамина Баттона». Старик превращается в младенца. Казалось, что наверняка «Бавария» вместе с Гвардиолой переймет все то чудо (не качество игры, а именно само чудо) из Каталонии. «Бавария» сняла заранее все вопросы в чемпионате и потом конец, ничего больше не выиграла и не показала. Триумфальный сезон закончился коллапсом.

ИП: Я вдруг понял, что я много чему возразил, но так и не ответил на вопрос, за что можно не любить футбол. Конечно же, футбол можно, нужно и должно не любить за его глупость. Дело в том, что футбол – это самая глупая игра. И в этом магия. Он похож на жизнь, мы же так часто клянем ее за то, что она так несправедлива, за то, что наши лучшие качества не востребуют, за то, что все так странно и нелогично развивается с одной стороны, а с другой – совершенно логично. В футболе логика, последовательность и абсолютная глупость, по всей видимости, находятся в абсолютной пропорции к жизни. Когда я смотрел последний финал Лиги чемпионов, «Атлетико» с «Реалом» – а я ненавижу «Реал», вот этот его весь глобализм кошмарный, уродование судеб, – я неистово болел за «Реал», потому что игроки этой команды олицетворяли человеческую природу в том матче, тогда как «Атлетико» – природу нечеловеческую. Что-то чуждое. Они роботы. Невозможно играть в прессинг почти весь матч, это античеловечно. Я все ждал, когда они подсядут, когда топливо начнет заканчиваться. Что-то такое началось только к 70-й минуте. Жуть.

ИК: Игорь, вы обмолвились, кстати, о том, что примерно представляете, что случится с футболом через двадцать лет. Что же? Люди как роботы?

АК: О, вот это будет шоу. Ты представляешь размах такого зрелища?

ИП: Какое там у нас сейчас поколение «Пентиумов», шестое? Они сейчас расшифровывают человеческий геном. И однажды расшифруют. И все будет понятно. Что такое творчество, что такое вдохновенные стихи, что такое гениальный дриблинг – все нам разложат по полкам. А касательно шоу… Если брать футбол, так он будет напоминать футбол американский и коммерческий кинематограф.

АК: Так в этом и есть величие сегодняшнего момента, момента какого-то начала, момента нового ускорения.

ЕЗ: История про то, что рано или поздно по футбольному полю побегут 22 идеальных атлета, она не нова. Старые опасения.

ИП: Но без идеи расшифровки генома. Только если у Филипа Дика.

ИК: Насколько широко будут распространены подобные технологии?

ЕЗ: Мой прогноз – позволить себе это смогут десять-двадцать стран.

АК: И я смотрю в такое будущее с оптимизмом. Каких мы получим ахалтекинцев! И их будет прибывать, порода будет серьезно вытравливаться. Понятно, что мы сейчас не исходим из ситуации, которая будет складываться в иных сферах жизнедеятельности, но если брать отдельно футбол – тут все будет только интереснее.

ЕЗ: Сейчас действительно начинается интересное время. Ведь сегодня помимо того, о чем мы сейчас говорили, мы имеем первую волну футболистов, родившихся во время нового великого переселения народов. Понятия «африканский футбол», «южноамериканский», «европейский» – они постепенно начинают растворяться.

ИК: Мы получаем общемировой футбол с выращенными идеальными атлетами. О’кей. Богатые клубы получают по три равноценных состава лабораторно выведенных игроков. Какова при этом будет роль тренера? Как изменится эта профессия?

ИП: Тренеры будут напоминать своих североамериканских коллег из баскетбольной среды, действующих чудовищно схематично. Задача их будет – определить возможные комбинации и их количество с учетом функций твоих игроков. А ведь в чем до сих пор было величие футбола? В том, что он прекрасно свободен.

ЕЗ: У нас столько команд, у нас настолько огромный мир, что в нем возможны отклонения. Иначе говоря, чудеса. Вы вспомнили «Барселону», а теперь вспомните «Манчестер», когда там в течении сезона-двух выстрелило поколение Скоулза, Невилла и других. И это не какая-то удивительная заслуга Фергюсона, это просто родилось на свет чудо такое.

МП: Ужас в том, что этот процесс вполне может стать управляемым.

АК: Ужас или радость?

ИП: Ужас. Гипотеза ученых состоит в том, что «Евгений Онегин», какие-то отдельные песни вдохновенные, все эти великие вещи – не божественным дар, обусловленный лучами с небес, а всего лишь цепочка химических комбинаций в мозгу конкретного человека.

ЕЗ: Это все сводится к тому, что десять обезьян с пишущими машинками рано или поздно напечатают британскую энциклопедию. В смысле, десять «Пентиумов» рано или поздно расшифруют все. Но количество комбинаций настолько велико и возможности наши настолько неизведанны, что чудеса вполне возможны.

АК: Игорь, твоя генетическая революция – а с тем, что она случится, я абсолютно согласен – ок. Усейны Болты в какой-то момент станут латералями (крайний защитник, активно поддерживающий атаку либо вообще закрывающий всю бровку. – Прим. Port) и будут бегать быстрее Ахмеда Мусы раз в шесть, стартовая скорость игрока станет взрывной. И что? На это найдется свой непредсказуемый Месси и по-буддистски раскачивающийся умница Леонид Викторович Слуцкий. Будет комбинация тактических схем, генетических новинок и – это уж обязательно – обыкновенной человеческой хитрости, а возможно даже, и мудрости. МП: И все-таки, сколько у нас времени осталось до генного типирования атлета?

АК: Двадцать лет.

ИП: Двадцать. В легкую атлетику это придет уже лет через десять, если мы о типировании. А если говорить о генном отборе, так это уже начало появляться. В частности, в Китае. А фармакология и допинг – это все отомрет, ибо это детский лепет. Нас ждут великие дела.