Дагестан. Борцовские школы

На свете не так много мест, где мужчины дерутся не потому, что зацепились языками или взглядами, а просто из любви к искусству. Кажется, что на Кавказе — и в Дагестане в частности — единоборствами занимаются через одного. Здесь вырастают десятки спортсменов, которые потом разлетаются по всему миру. Только здесь двенадцатилетний пацан может быть по-настоящему несчастен, потому что занял второе место на районных соревнованиях, а шестидесятилетний «старик» после долгого рассказа о неважном самочувствии играючи отжаться на кулаках, выпрямив тело в параллельную полу струну. Здесь, в Дагестане, десятки, если не сотни, борцовских школ.

А в небольшом городке Хасавюрте — самая высокая в мире концентрация золотых медалей на душу населения. Чтобы увидеть, что значит борьба для Дагестана, надо ехать сюда.

Ночной рейс Москва-Махачкала задерживается, как обычно. Мы протискиваемся через задний выход маленького пухлого ЯК-42 и оказываемся в 30-градусной жаре. После московcкой осенней прохлады густой липкий воздух вызывает почти удушье. Толпа на контроль живет по броуновским законам: каждый участник которой заряжен желанием пролезть вперед, и все сопровождает многоголосый детский плач, так что скоро хочется залезть обратно в прохладное нутро самолета. Но тут как будто из воздуха плавно материализовывается Мага.

— Добро пожаловать, — широко улыбается он, — у нас немного жарко…

Мага — будем называть его этим именем — личность в Дагестане легендарная, что называется, широко известная в узких кругах. В основном байками и легендами, но другой публичности ему и не надо. Высокий, худощавый, серебристая седина, прямая осанка, неспешные движения; образ баловня судьбы дополняют мягкий баритон и улыбка Чеширского кота. Но безуп­речные манеры не могут скрыть ртутного блеска в глубине глаз, свойственного людям, которые все просчитывают каждую минуту на пять ходов вперед. На ближайшие дни он наш проводник и рассказчик. Мы садимся в джип (кондиционер в салоне — можно дышать), машина катит на север.Федеральная трасса — новенькая, укатанная и прямая, — недалеко от Хасавюрта резко превращается в узкую двухколейку без разметок и фонарей, которая несется то вверх то вниз, чередуя ухабы взлетами и падениями. Возникает только один вопрос: как коровам, размышляющим о чем-то прямо посередине дороги, удается тут выживать. Водителям удается не всегда.

— Трасса эта у нас мертвой называется, тут на каждом метре можно надгробные памятники ставить, — говорит Мага.

И я не удивляюсь: ниже 150 км в час ездить никому даже в голову не приходит — не комильфо.

В Дагестане я бывала много раз, но в Хасавюрте, или, как его любовно называют местные, в Хасе — только проездом, день или два. Это место не спутаешь ни с чем. Вроде небольшой городок — максимум 130 тысяч жителей, но в большом и пестром Дагестане его можно назвать княжеством, со своими правителями, экономикой и ценностями.

С начала 90-х приграничный Хасавюрт стал буфером между Чечней и Дагестаном (читай Россией). Это отчетливо видно по тому, как устроен город. Светлые центральные улицы, ряды опрятных крашеных одноэтажных домов, зелень, огромный православный храм, словно идешь по уездному купеческому городку где-нибудь в Малороссии. Поворот за угол — и город превращается в сплошной рынок. Только по официальным данным их шесть, — бесконечные километры крытых железных палаток и «шанхаев», наспех сколоченных «точек» из дерева и полиэтилена. Стены домов — бесплатные доски объявлений, на каждом свободном пятачке таксисты и особого вида мопеды: за спиной водителя прикреплен шаткий кузов, куда умудряются запихнуть что угодно, от холодильников до коров. Говорить о соблюдении правил дорожного движения, думаю, излишне: жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на подобные мелочи.

Город тонет в клубах мелкой едкой пыли, шуме, суете и языковом многоголосье. Ощущение торгового ада не покидает ни на секунду: сюда съезжается весь Дагестан и Чечня продавать, покупать, обменивать. А про храм вам обязательно расскажут, что построили его на месте казни знаменитого абрека Байсангура, последнего предводителя кавказского сопротивления в позапрошлом столетии. Если рассказчик из местных чеченцев-акинцев, он обязательно вспомнит, что табуретку из-под единственной ноги Байсангура вызвался выбить крещеный аварец. Если рассказчик аварец, он обязательно забудет эту деталь. Но торговый люд далеко не основное население города-рынка. Нужно только внимательнее приглядеться к прохожим. Рубленые мужественные лица, поломанные уши, руки, чуть отведенные в сторону — из-за перекаченных бицепсов они просто не прижимаются к телу.

Обшарпанный уличный стенд советских времен гласит: «Хасавюрт — кузница чемпионов». Эти слова — не просто пережиток советских времен, здесь каждый второй мужчина уверен, что в недалеком будущем он станет чемпионом России, Европы или мира по вольной борьбе, карате или боксу. Действующие чемпионы тоже ходят по хасавюртовским улицам как простые смертные. Вот дом трехкратного олимпийского чемпиона по вольной борьбе Бувайсара Сайтиева; вот оружейный магазин, откуда час назад вышел олимпийский чемпион Мавлед Батыров.Титулованных спортсменов здесь больше, чем во всей остальной России. Сегодня на этот маленький городок приходится 12 золотых медалей по вольной борьбе — и это только олимпийских, не говоря уже о десятках наград высшей пробы республиканских, всероссийских и международных чемпионатов. Единоборства тут возведены в культ, борьба имеет статус религии: она воспитывает и дает смысл жизни.

Сюда съезжаются молодые парни из всех окрестных горных селений в надежде стать чемпионом. Поэтому концентрация тестостерона и адреналина в воздухе достигает градуса, который можно передать только популярным местным анекдотом. Авария, хлипкий «жигуленок» въехал в Mercedes. Из навороченной тачки вываливаются три типичных местных борца и кидаются к тщедушному водителю старенькой «девятки»:

— Драться!!!.
— Давайте без крови, я вам все компенсирую…
— Драться!!!
— Но ребят, тут места нет… может, не надо…
— Драться!!!
— Да в конце концов, вас трое, а я один…
— Так, Шамиль, давай за него, а теперь… Драться!!!

«Дело в особом гене, мы генетически предрасположены к борьбе, — объясняет мне Мага, почесывая загорелый живот. — От него кровь становится гуще, но при этом течет быстрее». Рассказывает он это тоном человека, посвящающего неофита в тайны вселенной.У кавказцев мужчины-воины всегда были на особом счету. Условия жизни в горах, междоусобицы и войны с империями создавали культ военизированных дружин молодежи. В свободное от войны время их главным развлечением была джигитовка и национальная борьба — схватившись в стойке, схватить соперника за пояс и уложить на лопатки.Сословия в горских обществах существовали чисто номинально, и социальные лифты без проблем катали предприимчивых да лихих. Быть удальцом в горах всегда означало быть аристократом, причем в прямом смысле: личное мужество, ловкость и храбрость давали не только уважение, но и все самое лучшее: женщин, оружие, лошадей. Прошли века, а в этом смысле изменилось не многое.Уважение и почет к силе и стойкости тут по-прежнему в авторитете. Менты легко могут не узнать собственного министра МВД, с которым бок о бок проработали годы, зато всех прославленных тренеров и олимпийцев знают не только в лицо, но и наизусть помнят номера их машин.

Еще одна местная история. Пару лет назад тогдашний министр МВД Дагестана проезжал в «гражданке» и без мигалок хасавюртовский пост ДПС — любил он иногда «выйти в народ». Пост этот «хлебный», каждый день через него проходят сотни фур с товарами, проезд имеет фиксированный прайс-лист. Но тут попался несговорчивый водила: отказывается платить — денег нет. Министр подошел полюбопытствовать, в чем дело: минут двадцать он слушал препирательства, а потом предложил свои 500 рублей. «Давай помельче, мне 200 рублей нужно, сдачи нет», — обиженно заявил пэпээсник. (К слову, он отделался выговором и штрафом: честный, сдачу попросил. А офицеров, присутствовавших при этом, выгнали из органов — за плохую память на лица: до того как пойти на повышение, министр много лет занимал ответственный пост в Хасавюрте).

С одной стороны, Хасавюрт очень консервативный и даже пуританский. Женщину в хиджабе здесь часто можно встретить не только на улице, но и, например, в школе. А в гостинице у вас обязательно проверят наличие штампа о регистрации брака: если его нет — в номер ни при каких условиях не поселят.

Но пуританский Хасавюрт кончается там, где начинается прифронтовой. Как-то жена одного имама, заливаясь краской, рассказывала мне свои впечатления от единственной поездки в Хасавюрт (во времена, когда она еще не носила хиджаб): «Ребят там очень много, и все они очень голодные, девушке на каблуках невозможно пройти». Помимо молодых и задиристых сельчан, из соседней Чечни сюда прет военный люд, отдохнуть и развеяться: подпольные сауны, бордели, казино, кабаки.

Но молодняк доступа к этому не имеет — денег нет. Как, впрочем, нет парков, кафе, кинотеатров. А пресловутый «голод» — не тетка. Единственно доступная и престижная альтернатива — спортивный зал.— У нас пацаны задиристые, проигрывать не любят. В детстве у нас бывало так: один сильнее физически, но другой гибче и тоньше мыслит, комбинации умеет выстраивать. На чьей стороне в схватке окажется преимущество — еще вопрос. И если на ковре перед тренером сильный проигрывает схватку, выяснение отношений обязательно продолжится на улице, так, чтобы тренер не видел.Но если к 25 годам парень все же не смог на ковре доказать свое преимущество в виде медалей и наград, многие бросают спорт, выбирая один из трех путей: в боевики, в бандиты или в менты.

Большинство мужчин, чтобы показать важность и мужественность, вынуждены прибегать к неочевидным «замещающим» вещам. У борцов дела обстоят проще.

Их мужественность и сила у всех на виду: о них свидетельствуют уши, а точнее, степень их изуродованности.

В схватке борец не имеет права прикасаться к любой части лица соперника, кроме ушей. При давлении хрупкий хрящ ушной раковины ломается, образовавшаяся пустота заполняется жидкостью, превращая ухо в раздутый волдырь, который позже сдувается, а ухо приобретает форму неумело слепленного пельменя. Мятые уши — свидетельство многочисленных схваток, мальчишки мечтают иметь такие. И стараются сделать все возможное для этого: одни умельцы ломают себе уши дверями, можно форточкой, рассказывают и другие хитрости, вроде шахматной доски. Но есть самый простой способ: холод. Зимой, на морозе уши краснеют, хрящи застывают, превращаясь в хрупкую субстанцию, нужно приложить минимум усилий и потереть — хрящ хрустнет как стекло. В общем, секретные рецепты этого «умения» у каждого свои… Эпичность и важность именно этой части тела подтверждают поговорки вроде: «поломанные уши, каменные души». Хотя научная состоятельность подобной концепции вызывает некоторые сомнения.

— Если уши поломаны — значит много на лопатках лежал, о ковер терся, — считает Мага, — у многих правильных борцов не мятые они, вот это уровень.

В общем, вопрос о состоянии ушей и смысла этого фетиша остается открытым, как риторический спор о том, что сказал Матерацци Зидану.В горы мы выехали рано утром. После пыльного марева Хасав­юрта изумрудные просторы режут глаза, а кристальный воздух кружит голову. Недалеко от города начинает петлять проселочная дорога. Здесь каждое утро на рассвете собираются несколько десятков мужчин для пробежки. Состав участников произволен и необязателен, возраст от 10 до 60 лет — это такой же обязательный ритуал, как для среднестатистического мужчины утренняя сигарета, только на 15 километров длиннее. Кросс проходит по холмам, слева от дороги густой кустарник, обрамляющий изумрудные поля предгорий, справа у обрыва военные пеленгаторы цвета хаки…— А это наша охрана, для безопасности, — лениво бросает мне Мага.

Военные тут стоят почти всегда — работают по боевикам, часто пытающимся скрыться в «зеленке» Казбеговского района. Дорога все больше петляет, становясь круче, справа взгляд прорезает густые буйные заросли, цепляясь за горные вершины, поросшие густым лесом, чудится шум бегущей рядом кристальной реки Акташ, начинает припекать солнце. Слева — небрежно прикрытые ветками деревьев рядком устроились установки «Град», бэтээры, бронированные «Уралы» с измученными контрактниками, из-под криво сидящих касок уныло взирающими на бодрую вереницу.

Спустя несколько десятков поворотов бегунов ждут машины, чтобы отвезти домой, кого лексусы и крузеры, кого девятки и приоры. Добегают до финиша не все: пацаны исподтишка стараются спрятаться у обочины в кустах, а затем попросить дяденьку подбросить до ближайшего поста.

Соглашаются только случайные проезжие, местные — не только не подвезут, но и по ушам надавать могут за такое.

Тысячи борцов каждый день часами тренируются в залах, несмотря на жару, холод, и даже на пост: пост в священный месяц Рамадан тут держит большинство мужчин вне зависимости от степени их религиозности, а это означает полное воздержание: ни кусочка пищи, а главное, ни капли воды от рассвета до заката, в 40-градусную жару такое не каждый выдержит.

В сельских же районах зальчики для борьбы самодельные в прямом смысле. Именно в одном из таких «колхозных» залов крошечного поселка Ленинаул когда-то начинал единственный российский золотой олимпиец вольного стиля Лондона 2012 Джамал Отарсултанов. Оглядываю обшарпанные степы, ржавые батареи, самодельный инвентарь, и понимаю стремление парней поскорей перебраться в город.

Зато зайди в первый попавшийся двор, любой мальчишка начнет тебя учить:— При простых движениях у человека работают около 200 костных соединений и мышц, в схватке ты напряжен на сто процентов, напротив такая же концентрированная пружина. 100% силы против 100% силы равно 200% чистого напряжения энергии. Сможешь справиться с этим, любые двери открыты, — уверенно доказывал мне темноглазый шпингалет, ловко щелкая сливы.

Но профессиональный спорт — штука суровая. В одном из сел я говорила с молодым парнем, несмотря на 18-летний возраст, он уже выиграл не один чемпионат. Помимо десятков выигранных схваток на счету у парня есть и другое. Несколько схваток он сдал — намеренно проиграл. И дело было не в деньгах. Старшие попросили, а на Кавказе слово старшего — все еще закон. А это ломает похлеще любой травмы, тут нервы коротят и человек легко перегорает.

— Проход в ноги, бросок, швунг, «кочерга» или «мельница», отточенность борцовских завитушек — еще далеко не все для карьеры спортсмена. Не сломать себе психику — вот что главное, не многим пацанам это удается. Слишком велика конкуренция и различны финансовые возможности. Если старшие не дают тебе ходу, пробиться на соревнования мало шансов, — поясняет мне Мага, — сколько таких сломалось.И на самом спортивном олимпе места для всех желающих все равно не хватит. Мага понял это еще в 90-х, и оставил спорт.

С тех пор он в основном «разводит рамсы», разбирая конфликты по правильным понятиям. Но если словом убедить не удается, на деле его правоту непонятливым людям доказывают друзья-борцы: проход, захват и головой в асфальт. Бывших тут не бывает. И как любят говорить борцы: мы годами лижем пот друг друга, срастаемся в единое целое, поэтому в каком бы незнакомом месте ты не оказался, если в толпе мелькнут поломанные уши, считай, все твои проблемы решены.