Хороший дизайн –это отсутствие дизайна

Оммаж / Это десятое и последнее правило творческого кодекса Дитера Рамса, следуя которому он стал самым влиятельным дизайнером современности — оставаясь самым скромным.

Так обычно бывает с людьми, уже умершими, — на время забытые, часто и при жизни не привлекавшие большого внимания, они вдруг становятся всем интересны. Про них пишут журналы, выходят посвященные им книги, собираются конференции, по музеям колесят выставки. Дизайнеру Дитеру Рамсу повезло — в этом году ему исполнилось 80 лет, он живет вместе с женой в собственном доме, построенном по его же проекту, под Франкфуртом. Но полжизни (буквально — 40 лет), отданных работе в компании Braun, уже сделали его известным, хоть и совсем недавно: его популярности у СМИ и публики может позавидовать любой активно действующий дизайнер.

Все началось, кажется, с техно-блога Gizmodo: к 10-летнему юбилею iMac в 2008 году в нем опубликовали запись, в которой утверждалось, что буквально все, что было сделано дизайнером Apple Джонатаном Айвом, имеет своих предшественников — телевизоры, карманные радиоприемники, проигрыватели, колонки, сделанные Дитером Рамсом для Braun. Тщательно сравнивались формы, детали, отдельные находки, и искушению развенчать героев эпохи — а тогда только-только поступил в продажу iPhone — поддались многие: как же, Apple, непререкаемый авторитет в области красоты и функциональности вещей, оказывается, просто плагиаторы.

Деликатный немец занял другую позицию: молодые американские коллеги просто хорошие ученики, они лучше всех поняли его «принципы хорошего дизайна». Процитированные в той же записи в Gizmodo, они привлекали к себе меньше внимания, чем картинки: слишком лаконичные, они дают столько свободы в интерпретации, что напоминают буддистские коаны. И только очень приземленные — в хорошем смысле — дизайнеры-ремесленники могут следовать им буквально.

Вот что такое хороший дизайн по Дитеру Рамсу: он новаторский, но помогает сделать продукт полезным и понятным; он эстетичен, но при этом скромен и честен, не делает продукт более привлекательным, чем он есть на самом деле; он надежен и продуман; он экологичен. И десятая заповедь: «хороший дизайн — это как можно меньше дизайна».

Многие ли вещи вокруг нас выдержат тест на соответствие этим правилам? Не очень, считает сам Рамс, и он этим расстроен. Сегодня слишком многое получает эпитет «дизайнерский» только потому, что это поднимает продажи, но хорошего дизайна сейчас мало как никогда. Он снова предпочитает именовать себя архитектором — как и в середине 50-х, когда он начинал работать для компании Braun над интерьерами офиса и выставочными стендами.

Прошло десять лет после сокрушительного поражения Германии в войне. Страна была разделена на две половины, но про ее западную часть уже говорили «Wirtschaftswunder» — «экономическое чудо». Основанная Максом Брауном в 1921 году компания должна была поспевать за рынком — и заниматься этим нужно было его сыновьям: младшему Артуру и старшему Эрвину, которому было едва за тридцать.

Но он получил управленческое образование, и, кажется, знал, что делал, приглашая в компанию своего сослуживца, Фритца Эйхлера, искусствоведа и режиссера. В первую очередь Эйхлер должен был заниматься рекламными роликами, но без новых продуктов и рекламировать было нечего. Рынок уже наводняли продукты из-за океана, а на складах Braun все еще лежали радиоприемники, напоминавшие дорогую мебель.

Брауны и Эйхлер обратились за помощью к профессорам Школы дизайна в Ульме — там заправлял швейцарец Макс Билл, в прошлом — студент Баухауза, учившийся у корифеев 20-х годов — Кандинского и Клее, Гропиуса и ван дер Рое. Всего за восемь месяцев в Ульме разработали новый дизайн для всех ключевых продуктов компании — от карманных радиоприемников до комнатных аудиосистем. И на выставке электроники в 1955 году в Дюссельдорфе компания показывала вещи из пластика и металла, с простыми формами и простым управлением — и они имели заслуженный успех.

Новый облик Braun произвел впечатление не только на публику, но и на молодого архитектора Дитера Рамса. Он написал письмо братьям, его пригласили на собеседование и сразу дали работу. Не успел он переделать офис компании, как Эйхлер пригласил его в только что созданный отдел дизайна, который Рамс возглавил через четыре года — в 28 лет.

Его первым заметным вкладом в продуктовую линейку Braun стал проигрыватель пластинок и радиоприемник SK-4, прозванный тогда же «белоснежным ящиком». Рамс вспоминает, что его, архитектора по образованию, вдохновляли соотечественники, основатели Баухауза, сбежавшие от нацистов в США и Великобританию — Мис ван дер Рое и Вальтер Гропиус. О том, что они делают, он узнавал из американских журналов, и это, по его признанию, был «дивный новый мир», частью которого он мечтал быть сам, и к которому хотел присоединить Германию. Простая геометрия; простые материалы — металлический корпус, крышка из плексигласа, дерево боковых панелей; простое управление. Чем проще, тем лучше, в основе дизайна должны лежать простые правила, грамматика, которая делает предмет удобнее, а не красивее. За проигрывателем последовали другие вещи — аудиосистемы, часы и калькуляторы, бритвы и кофемолки, полки для компании Vitsoe, с которой он — спросив разрешения у Браунов, — сотрудничал с 1959 года.

Сегодня ему больше всего нравится портативный проигрыватель сорокопяток, совмещенный с радиоприемником, — «первый вокман», говорит про него Рамс, изобретенный им за два десятилетия до Sony. Его не найти на eBay, и даже в залах Музея современного искусства в Нью-Йорке — он лежит на полках хранилища отдела дизайна, вместе с двумя десятками других продуктов Braun, вышедших из-под его рук. Многие из них попали в коллекцию музея в 1964 году, и в архивах музея можно найти пресс-релиз: «стиль Braun — это чистота формы и пропорций, тонкая, и даже изысканная проработка элегантных деталей, и, как результат, — продукты лаконичные и скромные как в том, что касается вида, так и в быту». Новые поступления в коллекцию можно было изучать в залах музея в течение двух месяцев, имя Дитера Рамса в пресс-релизе было написано с ошибкой. Спустя ровно сорок лет, когда Дитер Рамс уже покинул Braun (он сделал это в 1998-м), в том же MoMA на выставке с говорящим названием «Скромные шедевры» только у Рамса из 120 дизайнеров было больше одного объекта — все тот же портативный проигрыватель и бритва.

Но не эта выставка в полной мере познакомила публику с творчеством дизайнера, а показанная сперва в Японии ретроспектива (больше двух сотен объектов) под названием Less and More. После Осаки и Токио она прошла в Музее дизайна в Лондоне, Музее прикладных искусств во Франкфурте, этой зимой — в Музее современного искусства в Сан-Франциско. Название этой выставки отсылало к героической формуле, выведенной архитектором Мисом ван дер Рое, которым Рамс так восхищался, — «less is more», «меньше значит больше», говорил тот, и эта формула стала одной из самых часто повторяемых (и часто — с издевательскими переделками) в истории современной архитектуры и дизайна. Меньше деталей — значит легче понять, меньше стен — значит больше света, меньше границ — значит больше свободы, и так далее. Чтобы сделать что-то действительно полезное, не говоря уже — великое, нужно сделать как можно меньше.

Меньше или больше — с этого когда-то начинался дизайн. Делать больше вещей для большего количества людей — такой шанс давала в начале века промышленность, но для этого нужно было научиться делать вещи проще, из меньшего количества деталей, дешевле, экономичнее. Эту задачу впервые пытались решить в Баухаузе, который Мис ван дер Рое возглавил уже в самом конце, прямо перед приходом к власти нацистов. Социалистической утопии, веру в которую разделяли профессора и студенты немецкой школы, не было суждено сбыться. Зато капитал справился с задачей много лучше — рынок требовал больше товаров, производить их надо было быстрее, конкурентная среда подталкивала к новым решениям. Артур и Эрвин Брауны и Дитер Рамс понимали это, но все еще верили в то, что интересы потребителя нужно ставить на первое место — и это окупит себя в будущем.

«Главное свойство дизайна — способность делать вещи идеально соответствующими своему назначению, — говорит Рамс. — Если лодка слишком красива чтобы плыть, она становится просто опасной. Все остальное — лишнее, не нужно, вредит и в лучшем случае создает визуальный, тактильный, маркетинговый шум вокруг». За это Рамса прозвали «функционалистом» — что верно с точки зрения энциклопедической, но не слишком радует самого дизайнера. Он враг любых «измов» — потому что любой принцип, любая схема рано или поздно помешают дизайнеру решать непосредственно стоящие перед ним задачи. Поможет ему логика, простая грамматика решений — ее легко увидеть в каждой вещи, сделанной Рамсом, хотя не так легко предположить, разглядывая их по отдельности, что у этих вещей вообще есть автор.

Его до сих пор упоминают только в связке с Apple — кому иначе интересен 80-летний старик, работавший в компании, уже давно ставшей частью транснациональной корпорации. «Хороший дизайн может появиться, только если дизайнер и владелец работают рука об руку», — объясняет он успех и Braun, имея в виду себя и братьев Артура и Эрвина, и Apple. Но в Apple, замечает он, достигли того, чего ему не удавалось достичь, — заставить людей выстраиваться в очередь к кассе. «Мне-то самому приходилось стоять в очередях за едой», — не без иронии — и не без упрека — замечает Рамс.