Александра Ребенок

Я ходила в музыкальную школу, училась и шаталась по двору. В деревню ездила. Мама все переживала, почему я не дружу с девочкой Катей. Катя была отличница, тоже играла на фортепьяно, хорошая очень девочка. Но я действительно дружила не с ней, а с Юлей, у которой была кличка Помоечница. Юля была дочкой алкашки, старше меня года на три. За ней никто не следил, она знала все помойки в округе, и мы там находили много крутых игрушек. Всем детям разрешали гулять только внутри двора, а с Юлей можно было куда угодно: хоть в больницу, хоть в разрушенную церковь. Пробирались на заброшенное кладбище, лазили там по всем стенам. Мама мне запретила ходить к ней в гости, но однажды начался дождь,
и мы побежали прятаться в ее квартиру. Там было здорово, стоял телевизор десять на десять сантиметров, мы ели блинчики со сгущенкой, смотрели мультики. И мама у нее оказалась нормальная. А потом дождь кончился, моя мама меня нашла, отругала и даже шлепнула ремнем. Я обиделась, потому что вообще не поняла за что.

А где это все было?

Метро «Новогиреево». Когда папа с мамой решили остепениться, они переехали в комнату в коммуналке. Но потом мама устроилась в ЗАГС, через четыре года ей выдали трехкомнатную квартиру, и мы снова переехали. Я в детстве часто сидела у мамы на работе, смотрела, как люди женятся. Любила выглядывать, когда произносят слова «А теперь вы можете друг друга поздравить» и жених с невестой целуются. А до этого у мамы было ателье, и у меня вся одежда была либо сшитая ей, либо от тети из Германии (джинсы-варенки, все что надо), либо из секонд-хендов. Я и сейчас очень люблю старые вещи покупать, особенно когда дело касается сумок, шляпок, тарелок или одежды. С flea markets я везу домой целые чемоданы.

Это все дружба с Юлей-помоечницей!

Да! Потом я подружилась еще с Сашей Петлюрой, который все берет с помоек и вообще шлет к черту общество потребления. Он меня научил вести себя на блошиных рынках: как только тебе что-то нравится, игнорируй это. Сделай вид, что заинтересовался другой побрякушкой, и на нее продавец взвинтит цену, а то, что ты сначала хотел, отдаст за бесценок. Потому что никто на самом деле не знает толком, что у него на руках. Люди в центре выбрасывают такие вещи, что, кажется, они просто не понимают, что делают.

Когда стало понятно, что ты будешь актрисой?

Меня в пять лет отдали в художественную школу, а с третьего класса – в музыкальную, на базе Детского музтеатра, которая впоследствии стала колледжем имени Галины Вишневской. Мы стали первым выпуском, по которому судили, открывать этот колледж или нет. Все это организовала Елена Юрьевна Трацевская и она же позвала туда меня. Это тогда сыграло большую роль: представляешь, ты, подросток, кому-то нужен. Потом был 11 класс, и все поступили, а я не поступила. Чтобы не терять год, пошла в Институт культуры в Химках, меня взяли на театральную режиссуру, в 16 лет! Там большинству людей было лет 30–40. Это была, конечно, моя главная школа. Все были очень взрослые, я пыталась соответствовать.

У тебя остались какие-то друзья с тех времен?

Серьезных друзей у меня с детства нет. Вокруг все больше коллеги, чем друзья. А из старых знакомых – два одноклассника стали актерами, один ставит как режиссер в «Табакерке», а еще один, Марк Подрабинек, ведет собственную передачу. Все это очень приятно – я слежу за их успехами. У остальных не знаю, как все сложилось. Надеюсь, хорошо, потому что 90-е и район Перово-Новогиреево – это адская смесь. Вообще странно, как мы выжили? Необязательно все в жизни проходить.

Что именно?

Ну я, например, удивила своих родителей в переходом возрасте таким движением, как рэйв. Синими волосами и гриндерами и проколотым пупком. Я росла в момент его появления, тогда все было, и было легко доступно. Когда я училась в десятом классе, у нас были «Птюч» и «Аэроданс», и клуб «Галактика» на Ленинском. Главное было с уверенным видом купить входные билеты, сказав, что ты забыл дома паспорт. Потом еще был клуб «Лес» на заброшенной лодочной станции в Измайлове. Ну а дальше возник «Микс» – взрослые вечеринки. И вот, кстати, что удивительно: именно те, кто проходил фейс-контроль в «Миксе», – это те, кого сегодня на самых интересных местах работы можно встретить. Наверное, это такой фейс-контроль твоей жизни (смеется). Наверное, это больше, чем фейс-контроль в клуб.

А в Химках у меня все шло хорошо, но замечательная руководительница этого заведения Изольда Хватская через два года вызвала меня и сказала: «Идите поступайте в театральный. У актрисы вообще-то есть срок годности. Пора браться за дело». Я страшно собралась. И поступила в Щуку. Там было привольно, я многое уже знала, я, в конце концов, уже на тот момент два года как на режиссера отучилась! Я очень серьезно включилась в жизнь института, во всем участвовала. А потом выпустилась – и не попала ни в один театр. Представь – ты с актерского факультета, уверенный, что ты король мира, это вообще непонятно: как так, не берут? Я расстроилась, сидела полгода дома и играла в компьютерные игры. Второе развлечение у меня было караоке. Наряжалась, ставила микрофон, пела песни. Гостей звала. Было весело. Дальше меня позвали на телевидение, а я уже совсем обиделась на актерскую профессию и пошла, конечно. Проработала там около двух лет. На телеканале «Культура» у меня даже намечался карьерный рост, была своя рубрика. Я пошла в МГУ вольным слушателем, слушала лекции по журналистике, чувствовала нужду во всем ответственно разобраться.

Это вообще был переходный момент: не попала в театр, занималась телевидением, а еще случился пожар в квартире. Одно к одному навалилось, и мне нужно было все как-то систематизировать. У меня тогда была такая таблица, по которой я должна была развиваться в пяти направлениях: физическое, интеллектуальное, социальное, духовное и пятое – все, что касается любви. В каждой из граф у меня были задачи, я ставила галочки – что мне нужно прочитать, какие пройти курсы, и так далее. Самый мой любимый вопрос: «На что ты обопрешься, если не на что будет вообще?» Этот вопрос передо мной встал, и на него реально надо было найти ответ. Потому что есть теория, а есть мудрость – между ними огромная пропасть. У меня был пожар, потом был потоп, потом были медные трубы.

Что стало медными трубами?

Сериал «Школа». Где-то на год я была выключена, причем мне казалось, что я была очень адекватна и вообще непонятно, почему со мной перестали все дружить. В моей жизни очень много изменилось как и после пожара, как и после потопа, так и после «Школы». Притом что до этого я умудрилась попасть на «пхову» – буддистскую практику «умирания в сознании». Длится она пять дней и направлена на то, чтобы освободиться от страха смерти. И действительно, как будто отпустило, начинаешь жить, все складывается магическим образом. Только подумал о чем-то, оно случается, только вспомнил о человеке, а он уже поворачивает из-за угла тебе навстречу. И тут у меня случается пожар. Я думаю, ничего себе перемены. Заканчивается вся моя история на кабельном телевидении, я расстаюсь с парнем, квартира сгорела – все вообще в тартарары. «Вот они, 180 градусов», – думаю. Мне же не говорили, в какую сторону!

Я переехала к родителям, мне нашли рабочих, которые пообещали за полторы тысячи долларов все восстановить. А где я их найду? Я пошла забирать пожитки с телеканала О2ТВ и там встретила музыкального редактора Инну Желанную, которая спросила: «Ты чего на Новый год делаешь?». «Я не знаю пока», – говорю. «А то тут ребятам надо корпоратив придумать срочно, может, возьмешься?» –

«А денег сколько?» – «Полторы тысячи долларов». Ну я там быстро весь корпоратив сделала, рабочие отмыли всю квартиру, и я переехала – без работы, без парня и без копеечки.

У меня тогда гордость зашкаливала – деньги брать я ни у кого не могла. Мой сосед Денис Яковлев, киноактер, приходил ко мне домой и приносил пакет еды, доставал все и уходил – знал, что еду-то я съем. А денег не было даже в метро зайти. Но я тогда очень много помогала – вся моя работа за полгода была сплошь на благотворительных мероприятиях. А потом мне сказали: «Напиши на бумажке, что ты хочешь» – я написала, сложила, и получилось, как я хотела. Я еще тогда попала на какую-то передачу по радио «Серебряный дождь», там дяденька говорил: «Вот вы знаете, в чем путь художника? Путь художника – тернистый путь, бла-бла-бла… Столько пафоса в этом. На самом деле я вам расскажу простую историю…» (это не я говорю, это дяденька говорил, но ты слушай). Вот есть два человека, закончившие какой-то творческий вуз. Один продолжает быть художником: он рисует, но нафиг никому не нужен после института. У него начинается путь становления. И есть другой, его однокурсник, который думает: «Я что, себя на помойке нашел? Я буду продавать картины. Или носки».

И идет в коммерцию. И как правило, у него успех года через два – он очень быстрый, зарабатывает много денег. Потому что он в теме, у него художественное образование есть. И как правило, тот художник занимает у этого человека деньги – встречается с ним в кабаке, этот его кормит, поет, а тот плачет и бухает. Но примерно через десять лет первый пресыщается: он все купил уже, что мог, а тоска не проходит. Тут у второго случается выставка, и он начинает наконец зарабатывать тем, ради чего живет, и все происходит наоборот: уже он богача угощает выпивкой, а тот всему ресторану рассказывает, что вот когда-то ему деньги одалживал. И начинает страдать. И возможно, на смертном одре он подумает: а на хрена он вообще попер когда-то на этот рынок. Важно, что ты чувствуешь, когда просыпаешься и засыпаешь, то есть что чувствуешь наедине с собой.