Леос Каракс

Диалог / Накануне выхода в российский прокат драмы «Корпорация «Святые моторы» (драма, Ева Мендес, Дени Лаван, Кайли Миноуг, 18+) кинематографист Каракс попал под холодный дождь, впал в печаль и пошел рубить правду-матку о Боге, бывших друзьях и сегодняшнем французском кино.

[one_third first]Как вам погода? Вам вообще какая погода нравится?

Меня скорее удивляет, что погода совсем перестала радовать разнообразием. Как говорил мсье Говно в фильме «Токио!»: «Небо постарело». Сейчас я часто слышу: «времена года перемешались», – впрочем, как раз с сезонами все в порядке, они по-прежнему предсказуемы. Хочется уже сказать Богу: «Да удивите же нас!» Но он тоже как-то сдал, постарел и начал повторяться.[/one_third][one_third]Странно, что не случается почти ничего серьезного – ни тебе зубодробительных смерчей, ни метеоритных ливней.

У вас есть друзья? Что с ними стало?

Я готов говорить только о друзьях-мужчинах. Сейчас время их разметало. В детстве у меня их было много. Я был главарем банды. Потом, когда я чуть повзрослел, их стало совсем немного – и становилось все меньше, покуда они совсем не исчезли.[/one_third][one_third]Позднее, когда я перебрался в Париж, мне посчастливилось почти сразу встретить двух ребят, которые стали моими единомышленниками на долгие-долгие годы. Эли – по ночам он работал на почте – большой знаток кино, литературы и музыки. Он очень много всего открыл для меня. Например, роман Мелвилла «Пьер, или двусмысленности» (по которому Каракс снял фильм Pola X. – Прим. ред.) я тоже узнал через него. Второй – Жан-Ив Эскоффье, мой главный оператор. Мы с ним были не разлей вода практически все 80-е. Придумывали наши фильмы везде и всюду: в хаммаме при мечети, куда мы часто ходили, у него дома за опиумной трубкой.[/one_third]

[one_third first]Спустя десять лет его нашли мертвым в его квартире. Во  время съемок «Любовников» возник продюсер Альберт Превост, ставший моим новым настоящим другом и партнером. С ним мы основали компанию Theo Films, чтобы выкупить мои первые фильмы и вместе выпускать следующие. «Корпорация «Святые моторы» получилась главным образом благодаря Альберту. Он был «ангелом-хранителем» моих фильмов. Он умер в день, когда закончился монтаж картины. Ну и вот, как я должен ответить на вопрос, что стало с моими друзьями? Я бы сказал, теперь они живут в моих фильмах.

Ваш фильм был в программе Канн, ничего не получил. Для чего нужен Каннский фестиваль?

Когда он не занят приумножением пороков… для того, чтобы можно было заново испытать те изумление и испуг, которые вызвало «Прибытие поезда на вокзал Ла-Сьота», снятое братьями Люмьер. Ла-Сьота – это, кстати, недалеко от Канн.[/one_third] [one_third]Кто придумал название «Корпорация «Святые моторы»?

Мы. Это название гаража, куда с наступлением ночи приезжают отсыпаться супер­длинные лимузины.Эдакая спальня для священных моторов. У меня ностальгия по моторам и по всякой машинерии – этого мира уже будто и не существует. Машины, ставшие настоящим адом в «Новых временах» Чаплина, обладают определенным шармом всяких футуристических кунштюков в духе Жюля Верна. Я представлял себе фильм как своего рода научную фантастику, в которой люди, животные и машины находятся в мире, где правит виртуальная реальность. Я предпочитаю миры, которые обитают внутри нас, тем, в которых обитаем мы.

Все в Париже последнее время обсуждают La Samaritaine (легендарный универмаг, открывшийся в конце XIX века, и разорившийся в начале XXI;[/one_third][one_third] теперь люксовый гигант LVMH перестраивает его здание в отель и апартаменты. – Прим. ред.). Почему он всех так волнует? В вашем фильме это тоже есть.

Думаю, мы все любим корабли-призраки. La Samaritaine – это «Титаник»; старый мир, севший на мель на берегу Сены. Он видел парижан в годы зарождения капитализма, он оказался в центре экономического скандала, когда известная группа выкупила его, и сотни сотрудников были выброшены на улицу, чтобы освободить место для будущего шикарного отеля. Мне всегда нравился La Samaritaine, там можно было найти абсолютно все. На съемках «Любовников с Нового моста» мы почти в реальном размере построили декорации La Samaritaine. В «Корпорации «Святые моторы» сразу после эпизода с La Samaritaine был момент, который в итоге вырезали при монтаже. Там месье Оскар (главный герой фильма, которого играет Дени Лаван. – Прим. ред.), совсем без сил, измотанный и пьяный, забивается в угол лимузина и цитирует прекрасного американского писателя Томаса Вулфа:[/one_third]

[one_third first]«Ему казалось, он мог сказать ей все, что возможно сказать, что каждый мужчина всегда знал про ночь, про время и мрак, про сердечную тоску и городские тайны… про этот бессловесный мужской стержень, в котором, затаившись, зреет его безудержное желание». Выпотрошенный, опустошенный La Samaritaine – это и есть тайное тоскливое сердце священных моторов.

Теперь о фильме. Оскар на седьмой встрече, уже совсем старый, умирает на руках у юной племянницы. Возникает ощущение, что движущей силой фильма станет другой персонаж – прекрасная хромоножка…

Мне вспоминается один давнишний сон, настоящий кошмар. Я в подвале нашего семейного дома, и надзиратели-нацисты сверху стреляют в меня. Одна пуля попадает в бедро, две – в голову. И вот я в агонии корчусь на полу, а две подружки сидят рядом на коленях и держат меня за руку. И во сне я думаю: значит, это и есть последнее, что я увижу перед смертью? Две хорошие подруги, а возлюбленной – нет… До чего печально и стыдно умирать вот так – нет любви всей жизни, которая бы на прощание склонилась над тобой. Если уж довелось увидеть себя в такой момент, хочется потеряться во взгляде, говорящем: «Да, это было непросто, но это было прекрасно. А главное, мы были вместе». Умереть в объятиях той, которую любил, перед которой преклонялся. Мсье Оскар такой шанс получил. [/one_third][one_third]На тот раз. Но это еще не конец. Ему придется снова отправиться в путь, долг зовет, впереди – новые жизни, которые предстоит прожить, новые смерти… Он покидает юную Леа, и эта грусть расставания очень ощутима, как и печаль, которую мы испытываем порой оттого, что нам довелось знать некоторых людей лишь в одной из их многочисленных ролей.

Дальше, в восьмой встрече, Оскар слышит голос феи Кайли Миноуг: «У нас есть двадцать минут, чтобы наверстать двадцать лет». Десять лет нам не хватало вашего кино; чего не хватало вам, пока вы не снимали?

Когда не снимаешь – сходишь с ума. Впрочем, когда снимаешь, порой тоже. Фильм мог бы называться «Пережить заново», как та песня, что звучит в конце. Это значит освободиться, получить награду, снова обрести вкус к жизни после того, как ты из нее ушел; но одновременно это, конечно же, и воплощение чего-то абсолютно несбыточного. Пережить что-то заново можно в мечтах, в поэзии, но жизнь – не поэзия и не проза, жизнь – это пари. И опыт. «Двадцать минут, чтобы наверстать двадцать лет» – это пари давних любовников, обреченное на проигрыш. В этом власть и сложность кино – в управлении быстротечностью времени.[/one_third][one_third]В «Корпорации «Святые моторы» много сцен, где мы без предупреждения внедряемся в исключительно личное, интимное пространство двух людей, о которых вообще ничего не знаем. Есть ли у кино власть за несколько стремительно проносящихся минут показать нам их прошлое? «Кто мы?», «Кем мы были?»… «Кем мы были, когда мы еще были?» (слова из песни, которую поет в фильме Кайли Миноуг). «Святые моторы» – никоим образом не «фильм-итог». Это не фильм о кино, и уж тем более не о моем кино. Разумеется, у него есть свой язык, свои топливо и мотор, но оно не должно быть еще и собственной темой. Можно прийти посмотреть «Корпорацию «Святые моторы», не видев ни одного фильма в своей жизни. Вообще, так было бы даже лучше.

Машинерия в фильме – это же не сюрреалистический опыт без определенной цели, не механизм, лишенный какой бы то ни было функции. Скорее, хитроумная демонстрация чего-то – но чего именно?

Я придумал и снял этот фильм очень быстро, просто вариантов не было: мне пришлось распрощаться с очередным проектом, который я готовился сделать в Лондоне в 2011-м. Так что никаких долгих размышлений.[/one_third]

[one_third first]Рассказывает ли «Корпорация «Святые моторы» историю? Нет, она рассказывает саму жизнь. Историю жизни? Нет, опыт проживания этой жизни.

Оскар ищет какой-то лес, которого ему не хватает. Что это? Что такое «лес» в вашем случае?

Думаю, мсье Оскар говорит о двух вещах, которых ему недостает: природе (вдали от моторов и всякой бурной деятельности) и месте, где можно спрятаться. Лес – это одновременно и ад, и детство. Данте и прятки. Лес «дикий, дремучий и грозящий», запретный лес.[/one_third][one_third]Одиночество; несравненный хаос природы. Вы спрашиваете о моем лесе? Он – тот, что выгорел дотла после летнего пожара.

Что для вас сегодня является воплощением «французского кино»?

Не знаю. Но если бы даже знал – не сказал бы. Я не совсем в том положении, чтобы рассуждать о французском кинематографе. Могу процитировать Бальзака: «Во многих семьях встречаются роковые существа: они, как болезнь, губят своих близких. Таким существом для вас являюсь я».[/one_third] [one_third]Но все же, на территории «французского кино», в этом его состоянии – кто ваши братья и сестры?

Мои собаки.

Чего бы вы пожелали себе и всем нам?

Себе – побольше снимать. Всем – снова обрести мужество. Нам не помешало бы ввести уроки мужества – в школах. Уроки мужества – физического, гражданского, поэтического мужества. Как писал Леонид Андреев: «Ты слышишь этот воинственный клич, который бросают люди в лицо грядущему, зовя его на бой?»[/one_third]