Монастыри горы Афон

Репортаж / Истории неоднократного гостя Афона отца Савватия позволяют увидеть изнутри место, где православие – прежде всего духовная практика.

[one_third first].

Текст Ольга Рожнева / Православие.Ru
фотографии Travis Dove
[/one_third] [one_third].[/one_third] [one_third]Афон — гора, где располагаются мужские монастыри, одно из главных «мест силы» православия, являющееся в буквальном смысле мужским миром: женщинам тут по уставу бывать запрещено.[/one_third]
[one_third first].[/one_third][two_third]Гора Афон (высота 2033 метра) находится на полуострове в восточной Греции, уходящем на 31 километр в Эгейское море. Полуостров — объект Всемирного наследия ЮНЕСКО; для православных всего мира — это одно из главных святых мест, связанных с Богородицей.Когда Дева Мария отправилась на остров Кипр навестить святого Лазаря, воскрешенного Господом, поднялся сильный ветер. Бурей ее корабль был отнесен к берегу Афонской горы, населенной в ту пору язычниками. По легенде, в момент, когда Богородица ступила на Святую гору, все языческие статуи на полуострове рассыпались. Впоследствии Афон был назван ее вторым земным уделом, и с тех пор здесь живут, молятся и умирают только православные монахи, чтобы войти в Царство Небесное.Хотя полуостров — часть греческого государства, его 20 монастырей и 12 скитов (уединенное жилище отшельников) живут по особым административным законам. Чтобы попасть туда, необходимо получить своеобразную дополнительную визу — Диамонитию (разрешение на пребывание). Она выдается мужчинам любого вероисповедания.[/two_third] [one_third first]
Женщинам ступать в земной удел Богородицы запрещено. По греческим законам за нарушение этого запрета положена уголовная ответственность.
[/one_third] [two_third][/two_third] [two_third first]
Келья пустынника

Когда я в первый раз приехал на Афон, мечтал найти келью какого-нибудь старца-пустынника и пообщаться с ним, хотя понимал, что мечта эта немного детская.

И вот как-то раз, когда я остановился в русском монастыре Святого Пантелеимона, в свободное время решил прогуляться по окрестностям. Немного отойдя от монастыря, слева от дороги, обнаружил небольшую тропочку, уже почти заросшую кустарником. Подумал даже: человеческая ли это тропа или кабанья? Потом решил все же попытаться пройти по ней. Тропинка резко поднималась в гору, манила меня вперед, я то терял ее, то снова находил. Местами она шла по камням, и я убедился, что она человеческая: стали видны потертые ступени, выложенные руками ее хозяина.[/two_third] [one_third]
Неправильно полагать, что жизнь в монастырях похожа на курорт или ретрит и состоит сплошь из медитации, отдыха и спокойствия. Большинство монахов работают в поте лица, возделывая монастырские сады и огороды, производя мед, вино и другие товары.
[/one_third]
[one_third first][/one_third] [two_third]Потом мне открылось небольшое плато с уже сильно заросшим оливковым садом. Сердце сильно забилось: может, сейчас я встречу старца-отшельника! Прошел вглубь сада и увидел крохотную келью в одно окно метра два в длину и метра полтора в ширину. На двери краской полустертая надпись по-русски: «Сия келья принадлежит иеромонаху», а дальше не смог разобрать: было стерто.Обошел вокруг кельи, прислушался и понял: здесь давно никто не живет. Прочитал молитву и открыл дверь. Обшарпанные стены, окно, деревянная лежанка из досок, в углу несколько икон: вот и вся обстановка кельи отшельника. Мне не пришлось с ним познакомиться, но я знал, что у этой кельи был хозяин, что он здесь жил и молился, и мне захотелось почтить его память.[/two_third] [one_third first]
Рыбу (вверху) монахи выменивают у работающих в окрестностях полуострова рыбаков. Внизу: некоторые монахи предпочитают сухоядение: всюду ходят с карманами, полными сухой вермишели, которую едят сами и кормят местных птиц, но большинство от нормальной еды отказаться не в силах.
[/one_third] [two_third]Достал из сумки свои иконки и стал читать акафист великомученику Пантелеимону. Пришло чувство умиления. Дочитал до конца, и только тогда как будто вернулся в реальность. Понял, что солнце уже садится. На Афоне тьма наступает резко, ночи очень темные. Поспешил обратно, с трудом, уже еле различая тропку, пошел к дороге. Молился вслух — боялся заблудиться. Как только вышел с тропки на дорогу, опустилась полная тьма.

Возвращение

На следующий год я снова оказался в этих местах с другом, иеромонахом. Рассказал ему про келью отшельника, и мы решили сходить туда. Нашли полузаросшую тропу, плато с садом. Все было каким-то чудесным: и воздух полный свежести, и запах меда от диких желтых нарциссов.

Мы с трепетом открыли дверь кельи, вошли, и я сразу понял, что здесь уже кто-то побывал в этом году. И этот гость хозяйничал здесь какое-то время: следы его пребывания знаменовали несколько журналов эротического содержания. Я испытал сильное чувство гнева: как будто у меня на глазах осквернили святое место, где молился Богу подвижник-отшельник. Одновременно мы с другом почувствовали сильное смущение, отворачивались друг от друга, прятали глаза.[/two_third]
[one_third first]Потом, не сговариваясь, нашли старое ржавое ведро, подожгли журналы. Они не хотели гореть, бумага была плотная, однако мы их разорвали и сожгли дотла. И сразу почувствовали облегчение, как будто очистили келью. Помолились и пошли назад.А еще через год я снова оказался в тех краях. Настойчиво пытался найти тропу в келью отшельника, но не смог: дорога туда полностью закрылась.

Гостеприимная встреча

В один из моих приездов меня благословили с молитвой пройти пешком по Афону и в каждом из его десятков монастырей, прикладываясь к святыням, молиться и просить о помощи. Начать я решил с южной части острова, куда отправился на пароме.

Паром достиг конечной остановки, и я вышел один на бетонную пристань — арсану. Тропинка от пристани каменными ступенями поднималась в горы, и, поднявшись, я обнаружил остатки маленького храма — параклиса. Недалеко от него жили русские: иеромонах отец Илья и инок. Они предложили мне переночевать в их жилище.[/one_third][one_third]
Я очень устал и был рад такой гостеприимной встрече. Приближалась ночь, и мы, помолившись, стали готовиться к ночлегу. Место мне уступили у самого входа, предложили старое одеяло и даже старую рваную подушку. Я лег ногами вглубь пещеры, а головой ко входу, так, что видел звездное небо. Лежал и думал о том, что такой романтический ночлег напоминает детские походы в лес.

Но скоро стало понятно, что с детскими походами ночлег на Афоне не имеет ничего общего.

Ночью начался шторм: буря, ветер. Сверху, со скал, сыпались камни, палки, щепки, море бушевало. Я очень хотел спать, но заснуть не мог и находился в полузабытьи: чувствовал, как брызги волн сыпались мне на голову, плечи, в полусне натягивал на голову одеяло.

Кошмарный бред, мучивший меня всю ночь, растаял с утренним солнцем. Буря стихла, и все страхи ушли.[/one_third] [one_third]
Гость заброшенного скита

В семидесятые группа русских священников приехала на Афон. Остановились в Свято-Пантелеимоновом монастыре. Пошли погулять по окрестностям, наткнулись на брошенный скит. Решили на следующий день отслужить там Литургию, спросили у афонской братии про этот скит, получили ответ, что давно там никто не живет и не служит.

И вот начали Литургию, и во время службы видят: ползет в храм древний-древний старичок-монах. Такой старенький, что ходить давно не может, только ползком кое-как передвигается. Про него даже самые старые монахи Свято-Пантелеимонова монастыря не знали. Видимо, был он из тех, еще дореволюционных монахов. Приполз и говорит еле слышно:

— Божия Матерь меня не обманула: обещала, что перед смертью я причащусь.

Причастили его, и он умер прямо в храме. Как он жил? Чем питался? Причастился и ушел к Богу и Пресвятой Богородице, которым молился всю жизнь.[/one_third]
[one_third first].[/one_third][two_third]
Подъем на Карули

Карули — это неприступные скалы, в самой южной части Афонского полуострова, названные так в честь катушки, подъемного устройства, с помощью которого монахи-отшельники, не спускаясь со скалы, выменивали у проплывавших мимо рыбаков продукты: рыбу, сухари, оливки в обмен на свое рукоделие.

В скалах — гнезда ласточек, узкие тропки и пристроенные к этим скалам пустые кельи, похожие на гнезда птиц. Некогда они были пристанищами монахов-отшельников. Есть Внешние Карули и Внутренние, или Страшные, названные так, потому что кельи монахов прямо в скалах, подниматься туда и передвигаться надо держась за цепи и проволоку — опасно и просто страшно.

Внешние Карули я преодолел легко, а дальше каменистая тропа обрывалась на самом верху скалы, уходившей отвесно вниз, к морю. Вниз спускалась лестница и цепь, конца которой из-за неровности скалы не было видно. И непонятно, сколько времени нужно спускаться по этой старой цепи, прижимаясь к горячей от солнца скале. Помолился и встал на самодельную лестницу, давно гнилую от времени, с отсутствующими ступеньками.

Спускаясь, смотрел вниз, нащупывал ботинком небольшие выступы. Глазам открывалась пропасть, и сердце частило, билось неровно, во рту пересохло: одно неверное движение, и сорвешься вниз. Я знал, что там, внизу скалы, впадина, глубиной в целый километр.[/two_third] [two_third first][/two_third] [one_third]
О ее обитателях рассказывали легенды: о страшном морском спруте, о морских рыбах-чудовищах с ужасной пастью.
[/one_third] [one_third first]
Во время почти двухсотлетней турецкой оккупации Греции все византийские иконописные каноны были утрачены, традиция прервалась. Поэтому отец Лукас из монастыря Ксенофонт пишет в русской традиции, вновь завезенной на полуостров в XIX веке.
[/one_third] [two_third]Начал молиться вслух и освободился от мыслей про морских чудовищ. Спуск, к моей большой радости, оказался не очень долгим. И вот я стою на тропе, ведущей во Внутренние Карули. Восстанавливаю дыхание. Тропа представляет из себя небольшой выступ вдоль скалы, такую узенькую, сантиметров пятьдесят, террасу. На ней можно стоять даже обеими ногами. Я весь в красной пыли от скалы, руки и колени дрожат. В конце путешествия они будут сбиты в кровь.

Отшельник

Если идти по тропе, то тебе будут встречаться темные отверстия, ведущие в пещерки. Здесь когда-то жили афонские отшельники. Сейчас Карули по большей части пусты: подвигов их прежних жителей современные монахи понести не могут, но время от времени сюда приходят те, кто хочет проверить свои духовные силы.[/two_third]
[two_third first]Я встретил одного из таких временных жителей. Это был русский паренек, который представился послушником Сергием. Он поселился в одной из пещер и был рад встрече с соотечественником, хотя о себе ничего не рассказывал. Я и не стал его расспрашивать: человек, который пришел сюда помолиться в одиночестве, явно не нуждался в компании. Люди приходят на Карули для сугубой молитвы, для покаяния, иногда по обету. Поэтому долгой беседы мы не вели, хотя Сергий гостеприимно предложил мне трапезу. Тут же на выступе скалы приготовил макароны, заварил чай.После трапезы я почувствовал прилив сил и, сидя на уступе скалы, уже бодро осмотрелся вокруг. Пришел помысел о том, что не такие уж страшные эти Страшные Карули, что можно здесь жить и молиться. Помысел был горделивый, и за ним последовало мгновенное искушение — на Афоне вообще духовные причины и следствия предельно кратки по времени. Я почувствовал, что какая-то сила стала двигать меня к пропасти.[/two_third] [one_third][/one_third] [two_third first]До нее было около метра, и меня охватил ужас: сейчас меня сметет вниз! Я уперся ботинками в тропу, но движение к пропасти продолжалось: физическими силами нельзя противостоять духовному искушению.

Начал громко читать Иисусову молитву, и только тогда ощутил, что давление ослабло и постепенно прекратилось. Послушник, который недалеко занимался своими делами, услышав мою молитву, ничего не спросил, понимающе кивнув головой. Видимо, он был знаком с подобным искушением. Когда сумерки стали близки, я попрощался с Сергием, который в считанные часы стал почти родным — это свойство Афона сближать людей, — но нужно было успеть вернуться до темноты.[/two_third] [one_third]
Отец Хризостомос (вверху) на службе в скиту Святого Николая, заступника моряков и рыбаков. Внизу: в переводах с древнегреческого отцу Патапиосу помогает лэптоп. Надо понимать при этом, что электричество на полуострове есть далеко не везде.
[/one_third]
[one_third first]
Русский скит

В 1841 году русские монахи выкупили землю у Ватопеда, чтобы создать скит святого Андрея Первозванного. В его лучшие времена численность братии здесь достигала 800 человек, но к 1965 году их осталось только пятеро, средний возраст — 78 лет. Все они потихоньку умерли, а приток братии из России прекратился. В 1971 году скончался последний русский насельник скита, монах Сампсон, и скит снова перешел во владение Ватопедского монастыря.

Святыня скита — чудотворная икона Божьей Матери «В Скорбях и Печалях Утешение». Здесь самый большой на Афоне собор в честь апостола Андрея, он вмещает пять тысяч человек. Представьте себе храм из гранита площадью более двух тысяч квадратных метров, в котором сто пятьдесят окон.

Мы вошли в собор, и как раз вынесли для поклонения главную святыню скита — драгоценный ковчег с главой апостола Андрея Первозванного. И по всему громадному храму, в каждом углу, в каждом месте храма разлилось удивительное благоухание.[/one_third][one_third]
Мы застыли, ощутив благодать Божию и милость апостола.

Слеза монаха

Главная святыня Иверского монастыря — икона Иверской Божией Матери, хранящая след удара копьем иконоборцев. По преданию, из пораженного места хлынула кровь, и благочестивая вдова, в доме которой икона хранилась, опустила святыню в море, чтобы спасти.

Чудесная икона приплыла в столпе огненного света к берегу Афона.

По преданию, перед концом света икона уйдет из обители так же таинственно, как и пришла.

Когда приехали в Иверон, зашли в параклис, где сейчас хранится святой образ. Там стоял греческий монах и тихо рассказывал двум паломникам о святыне. Мы подошли к иконе, встали на колени и стали читать акафист Божией Матери.[/one_third][one_third]
Мы стояли на коленях перед иконой, и такое умиление появилось в сердце, что стало трудно дышать, на глаза навернулись слезы. Первый инок начал читать, прочитал пару строк и не смог дальше — заплакал. Продолжил второй, и через несколько слов у него потекли слезы. Потом заплакал третий, и через несколько минут мы, все пятеро, крупные, высокие, бородатые русские монахи, как дети рыдали перед иконой Пречистой.

Грек прекратил рассказывать паломникам про икону, на цыпочках, с благоговением, осторожно посматривая на нас, они вышли из параклиса, чтобы не мешать. И мы какое-то время просто стояли на коленях перед образом Пресвятой Богородицы и плакали, не в силах сдержать слез от нахлынувшей благодати.

Потом утерли слезы, приложились с благоговением к святому образу и, притихшие, в умилении вышли из храма, сели в машину и поехали в монастырь. Духовное переживание было таким сильным, что до конца пути мы не сказали друг другу ни слова.[/one_third]